О Конце мира. Митрополит Вениамин (Федченков)

ИСКУШЕНИЕ

А теперь я расскажу, так
сказать, "обратный" случай, как опасно жить и даже говорить без имени
Божия.

Однажды после службы
подходит ко мне простая женщина высокого роста, довольно полная, блондинка, со
спокойным лицом и манерами, и, получив благословение, неторопливо говорит:

— Батюшка! Что мне
делать? Какое-то искушение со мной: мне все "вержется" (великорусское
слово; означает – "бросается", от слова "ввергать", — Прим.
авт.) в глаза и представляется. Обычно — ложно, мечтательно.

— Как так?— спрашиваю.

— Ну, вот. Стою я, к
примеру, в церкви, а с потолка вдруг ведро с огурцами падает около меня. Я
бросаюсь собирать их — ничего нет... А я неловко повернулась, когда кинулась за
огурцами-то, да ногу себе повредила, видно, жилу растянула. Болит теперь.

Дома по потолку кошки
какие-то бегают, головами вниз. И всякое такое.

И все это она рассказала
спокойно, никакой неврастении, возбужденности или чего-либо ненормального даже
невозможно было и предположить в этой здоровой тулячке.

Муж ее, тоже высокий и
полный блондин, со спокойным улыбающимся лицом, служил пожарным на Балтийском
Судостроительном заводе. Я и его узнал потом. И он был прекрасного здоровья.
Жили они между собою душа в душу, мирно, дружно.

Ясно, что здесь причины
были духовные, сверхъестественные. Неопытный, я ничего не мог понять. Еще
меньше мог что-либо сделать, даже не знал, что хоть сказать бы ей...

И спросил, чтобы
продлить разговор:

— А с чего это у тебя
началось?

— Да вот как. Сижу это я
в квартире. А пожарным казенные дома дают, и отопление, и освещение. И
жалование хорошее — нам с мужем довольно. Детей у нас нет и не было — Бог не
дал, Его святая воля. Сижу у окна за делом, да и говорю сама себе:

— Как уж хорошо живется:
все есть, с мужем ладно... Красный угол передо мною был, и вот после этого
вдруг выходит из иконы Иван Предтеча, как живой, и говорит мне:

— Ну, если тебе хорошо,
так за это чем-нибудь отплатить нужно, какую-нибудь жертву принести. Не успела
я от страха-то опомниться, а он опять:

— Вот зарежь себя в
жертву.

И исчез. А на меня,
батюшка, такой страх напал, такая мука мученическая схватила меня, что я света
белого не взвидела. Сердце так защемило, что дыхания нет. Умереть лучше. И уже,
как без памяти, бросилась я в кухню, схватила нож и хотела пырнуть себя в
грудь-то им. Уж очень сильная мука была на сердце. Уж смерть мне казалась
легче...

Ну, и сама опять не знаю
как случилось — но ножик точно кто выбил из рук. Упал он наземь. И я в память
пришла. Вот с той самой поры и начало мне представляться разное. Я теперь и
икону-то эту боюсь.

Выслушал я и подивился.
Первый раз в жизни пришлось узнать такое от живого человека, а не из житий.

— Ну, чем же я тебе
помогу? Ведь я не чудотворец. А вот, приди ныне вечером к службе, исповедуйся,
завтра причастись Святых Тайн. А после обедни пойдем к тебе на квартиру и
отслужим молебен с водосвятием. А там дальше, что Бог даст. Икону же, коли ты
ее боишься, принеси ко мне.

…..

— Слава Богу! — говорит
она — все кончилось.

— Ну, слава Богу! —
ответил я и даже не задумался, что совершилось чудо. А скоро и забыл совсем. И
никому даже не хотелось почему-то рассказывать о всем происшедшем. Только
своему духовному отцу я все открыл, и то для того, чтобы спросить его, почему
это все с ней случилось.

Когда он выслушал меня,
то без колебания сказал мне:

— Это оттого, что она похвалилась. Никогда не следует этого делать, а особенно вслух.

Бесы не могут переносить, когда человеку хорошо: они
злобны и завистливы. Но если еще человек молчит, то они, как говорит св. Макарий Египетский,
хотя и догадываются о многом, но не все знают.

Если же человек выскажет вслух, то узнав, они
раздражаются и стараются потом чем-либо навредить: им невыносимо блаженство людей.

— Ну, а как же быть,
если и в самом деле хорошо?

— И тогда лучше "молчанием ограждаться", как
говорил преподобный Серафим. Ну, а уж если и хочет сказать человек, или
поблагодарить Бога, тогда нужно оградить
это именем Божиим: сказать "слава Богу" или что-нибудь иное. А
она сказала: "как хорошо живется", похвалилась. Да еще не прибавила
имени Божия. Бесы и нашли доступ к ней, по попущению Божию.

Вот и преподобный
Макарий говорит: "если заметишь ты что
доброе, то не приписывай его себе, а отнеси к Богу и возблагодари Его за это".

После из-за этого случая
мне многое стало ясно в языке нашем. Например, в обыкновенных разговорах люди
всех стран и религий, а особенно христиане, весьма честно употребляют имя
Божие, если даже почти не замечая этого.

— Боже сохрани! Бога ради! Бог с вами. Ах, Господи!

— Да что это такое Боже
мой! Ой, Боже мой! и т.п. А самое частое употребляемое имя Божие — при
прощании:

— С Богом!

Отчего все это? Оттого,
что люди опытно, веками, коллективным наблюдением заметили пользу от одного лишь употребления имени Божия, даже и без особенной
веры и молитвы в тот момент.

Но особенно достойно
внимания отношение к похвалам нашего русского "простого", а, в
сущности, мудрого человека. Когда вы спросите его: "Ну, как
поживаете?", он почти никогда не похвалится, не скажет "хорошо"
или "отлично". А сдержанно ответит что-либо такое:

— Да ничего, слава Богу...

А другие еще
благоразумнее скажут, если все благополучно:

— Милостив Бог. А вы как? Или:

— Бог грехам терпит.

Или просто совсем и
обычно:

— Помаленьку, слава Богу!

И повсюду слышишь осторожность, смирение и непременное
ограждение именем Божиим.

Например, завяз воз в
грязной котловине. Лошаденка из сил бьется. Иной безумец и бьет ее, несчастную,
и бранится отчаянными словами. А благоразумный
крестьянин дает ей отдохнуть, приободрит, погладит. Потом подопрет воз
плечом мужицким, махнет для приличия кнутом и крикнет:

— Э-э, ну-ка, родимая! С Богом!

И глядишь, выкарабкались
оба...

Читал я у одного
современного писателя рассказ о силе
имени Божия. То было в немецкую войну. Перевозили на позицию пушки.

Прошел дождь. Дорогу
развезло. Тяжесть неимоверная. Несколько пар лошадей. Пушка завязла в выбоине.
Солдаты бьются, мучаются, сквернословят, хлещут лошадей. Ни взад, ни вперед...

И чем бы кончилось это
бесплодное мучение и людей и лошадей, Бог весть. Но в это время к этому месту
подошел один благообразный, пожилой уже, мужичок.

Этот почтенный старичок
сначала ласково приветствовал солдат.
Потом во имя Божие пожелал им успеха. Погладил лошадок. А потом, когда они
и солдаты немного отдохнули, он предложил попробовать двинуться еще раз. И так
ласково обратился к солдатам. Они кто к лошадям, кто к пушке. И старичок тут
же.

— Ну-ка, милые, с Богом!

Солдаты крикнули, лошади
рванули и пушка была вытянута. Дальше уже легко было.

А сколько таких случаев!
Только мы, слепые, не замечаем. Но хорошо, что говорим языком, и это одно
нередко ограждает нас от силы вражьей.

Между тем в новое время стали стыдиться употребления
этого спасительного имени.

И нередко мы слышим или
горькую жалобу на тяжкое житье, или, наоборот, легкомысленные похвалы:

— Превосходно,
превосхо-о-дно!

А иногда и безумные
речи: "адски хорошо", или с употреблением "черного слова".
И жалея его же, хочется поправить его.

Бывало, услыша хвалу, я
или сам добавлю, или говорящего попрошу добавить:

— Скажите: "слава Богу!"

— А зачем?

Вот и расскажешь ему
такую историю. Иной и примет во внимание...

Без молитвы начал Митрополит Вениамин Федченков

Ничего не сказав, он
взял связку ключей и пошел к нашему жилищу. Но оказалось, что сердечко
подобранного им схожего ключа было меньше, чем горлышко нашего замка. Тогда он
поднял с полу тоненькую хворостинку, отломил от нее кусок, приложил к сердечку
ключа и стал вертеть... Но сколько мы ни трудились, было напрасно, ключ
беспомощно кружился, не вытягивая запора.

— Батюшка, — говорю я
ему, — вы, видно, слишком тоненькую вложили хворостинку! Возьмите потолще,
тогда туже будет!

Он чуточку помолчал, а
потом ответил:

— Нет, это не от
этого... А от того, что я без молитвы
начал.

И тут же истово перекрестился, произнося молитву
Иисусову.

"Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй
мя грешнаго".

Начал снова крутить с
тою же хворостинкою, и замок сразу отперся.

После я и на своем, и на
чужом опыте много раз проверял, что
употребление имени Божия творит чудеса даже в мелочах. И не только сам
пользовался и пользуюсь им доселе, но и других, где можно, тому же учу.

Вот другой пример.

Был я на одном съезде
христианской молодежи в Германии. Начали устраивать церковь.

Молодой человек, по
прозвищу "Шу-шу" (сокращенно — Шура-Шурович, Александр Александрович)
развешивал иконы на стене.

Здание было каменное.
Ударит он молотком по гвоздю, а тот и согнется — на камень попал. Вижу я
неудачу его и говорю:

— Шу-шу! А вы бы перекрестились да сказали бы "во имя
Отца и Сына и Святаго Духа". Вот тогда у вас дело пойдет.

Он поверил. Смирился.
Ведь молодому-то не так это и легко. Перекрестился,
упомянул имя Божие, наставил гвоздь в другое место, ударил молотком и попал в
паз. И дальше вся работа пошла удачно.

Рассказал я этот случай
как-то недавно в кружке знакомых. Спустя несколько дней одна женщина, вдова К.,
недавно потерявшая мужа, рассказала мне: " Пришла я после вашего рассказа
домой и ложусь спать. А у меня давно уже бессонница... Нервы сдают, видно. И
вдруг я вспомнила — вы велели поминать
имя Божие даже и в малых вещах. И сказала я себе: " Господи! Дай мне сон!" И даже не
помню, кажется, сию же минуту и заснула. А до сих пор долго мучилась
бессонницей."

 Митр.Вениамин (Федченков) Промысел
Божий в моей жизни. М., 2001.

Чудо в Сербии 
Митрополит Вениамин Федченков

Это было летом,
вероятно, в начале июля.

Но неожиданно для меня,
о. игумен попросил меня отслужить после литургии молебен о дожде, так как сам
он должен был в этот день ехать на монастырский хутор по делам. Конечно, я
согласился, и тотчас после литургии я, о. Роман и некоторые другие монахи
отправились на гору, где обыкновенно служились подобные молебны при засухе.

Естественно, мысли в
душе моей остановились на предмете будущего молебна. "Зачем я сюда пришел?
Ведь не для того, чтобы совершить требу, отслужить молебен и спокойно потом
спуститься в монастырь, как будто бы я сделал что-то действительно полезное.
Ведь и не для проповеди же сюда поднялся. Ведь все же собрались сюда с одним
желанием: получить от Бога милость — одождить иссохшую землю на огромном
пространстве вокруг. Или сказать иначе — мы привали за чудом."

А дождя не было уже
около месяца. Посевы стали гибнуть. И в этот самый день небо было чисто голубым
и безоблачным. Мысли мои потекли дальше.

Они, эти простые люди,
действительно более нас заслуживают милости Божией, и их скорбное молчание и
сердечные просьбы более благоугодны Богу, чем наши речи и даже молитвы. Ведь
недаром Псалмопевцем сказано, что Бог
посылает пищу "птенцем врановым", в голоде вопиющим к Нему.

Себя самого я не считал
достойным ожидаемого чуда: разве, может быть, Господь призрит не на меня лично,
а на мой епископский сан... И вдруг в душе моей пронеслась быстрая мысль, как
будто бы кто-то произнес ее совершенно ясно:

— Молись во имя Сына
Моего!

Тотчас вспомнились мне
слова Спасителя на прощальной беседе с учениками: "Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст
вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы
радость ваша была совершенна" (Ин. 16, 23-24).

И здесь я забыл о всех
присутствующих и о самом себе, стал молиться
о дожде, прося Отца Небесного во имя Господа Иисуса Христа. Разумеется, молился
молча

Начали молебен. Освятили
воду и вылили ее, по обычаю, в глубь колодца. Народ начал расходиться.
Духовенство стало спускаться прежним путем. Небо продолжало быть ясным, и
только кое-где медленно плыли светлые облачка.

Было уже приблизительно
около шести часов. Осленок шел впереди нас — он хорошо знал эту дорогу. Не
спеша мы следовали за ним. Дошли до Студеницы — 4 версты.

К моему удивлению и
совершенно незаметно для меня, небо когда-то успело покрыться серыми сплошными
облаками, шедшими из-за гор навстречу нам.

Вдруг меня пронизала
мысль: неужели Господь даст нам дождя и
сотворит чудо! Но я сам боялся поверить этому. Так прошли еще с полчаса.
Стали подниматься по горам вверх. Небо стало темнеть. Но осленок уверенно шел
по тропинке вперед. В густом лесу тьма сгущалась все сильнее и сильнее. И вдруг
я ощутил в воздухе сырость, шедшую от туч. Сам себе еще не веря, я сказал о.
Роману:

— Батюшка! А ведь,
пожалуй, дождем пахнет. Молчаливый о. Роман ответил:

— Дай Бог дождя!

Мы опять пошли дальше за
осленком. Вдруг вдали послышался глухой отзвук грома. Теперь нам уже было ясно,
что с тучами надвигается гроза, а с нею, конечно, и дождь.

Вдруг сверкнула молния,
раздался гром. И мы увидели свою тропинку на несколько сажен вперед. Потом тьма
опять обняла нас.

 Молния стала блистать чаще и чаще, как бы
освещая нам путь. И я сказал о. Роману:

— Господь зажигает нам
на небе будто спички и указывает дорогу.

 Вдруг дождевая капля глухо упала на землю. Но
я уже был в безопасности. Полил дождь. И лил всю ночь и напоил с избытком
жаждущую землю.

http://www.youtube.com/watch?v=WFpwUWY7Ek8&list=PLzItE3rtKN3TG4woNF1UJf2i0-NkMoIIX&index=2

О Конце
мира. Митрополит Вениамин (Федченков)

http://www.pravmir.ru/stat-content/sc_printer_2682.html